Flag Counter
Мировоззрение американских индейцев глазами К.Г. Юнга

Америка: индейцы пуэбло

Из книги К.Г. Юнга "Воспоминания, сновидения, размышления"

     Каждый  раз, когда возникает потребность взглянуть на  вещи критически, нужно смотреть на них со стороны. Это особенно верно в отношении психологии, где  материал по природе своей гораздо более субъективен, чем в любой другой области знаний.  Как,  например, возможно  полностью  осознать  национальные особенности, если  мы не  можем взглянуть  на свой народ  со стороны? А  это означает  -  смотреть  на  него с точки зрения другого народа.  И чтобы опыт удался, необходимо получить более или менее удовлетворительное представление о другом коллективном сознании, причем  в процессе  ассимиляции нам придется столкнуться со  многими необычными вещами,  которые кажутся несовместимыми с нашими  понятиями о  норме, которые  составляют так  называемые национальные предрассудки и определяют национальное своеобразие.  Все, что не  устраивает нас  в других, позволяет  понять  самих себя.  Я начинаю  понимать, что есть Англия,  лишь тогда, когда я  как  швейцарец испытываю неудобства. Я начинаю понимать Европу (а это  наша главная проблема), если вижу то, что раздражает меня как европейца. Среди моих знакомых много американцев. Именно поездка  в Америку дала  мне возможность  критически подойти к европейскому характеру и образу жизни; мне всегда казалось, что  нет  ничего полезнее  для европейца, чем  взглянуть  на  Европу  с крыши  небоскреба.  Впервые  таким  образом  я воображал  европейскую   драму,  будучи  в   Сахаре,  когда  меня   окружала цивилизация, отдаленная от европейской  приблизительно так  же,  как Древний Рим - от  Нового Света. Тогда мне стало  понятно, до какой степени  - даже в Америке - я все еще стеснен  и замкнут  в рамках культурного сознания белого человека.  И  тогда у  меня  появилось  желание  углубить  эту  историческую аналогию, спустившись еще ниже по культурной лестнице.

     Оказавшись в Америке в следующий раз, я вместе с американскими друзьями посетил в Нью-Мехико, город, основанный индейцами пуэбло. Впрочем, "город" - это слишком сильно сказано, на самом деле это просто деревня, но дома в ней, скученные, густозаселенные,  выстроенные один над другим, позволяют говорить о "городе", тем более что так его название звучит  на их языке.  Так впервые мне удалось поговорить с неевропейцем,  то есть не с  белым. Это  был  вождь племени Тао, человек лет  сорока  или пятидесяти, умный и проницательный, по имени  Охвия  Биано  (Горное  Озеро). Я  говорил  с ним  так, как  мне редко удавалось поговорить с европейцем. Разумеется, и он  жил в своем собственном мире, как европеец - в своем, но что это  был за мир! В  беседе с европейцем вы, словно песок сквозь пальцы,  пропускаете общие места, всем известные, но тем более  никому  не  понятные;  здесь  же -  я  словно  плыл  по глубокому неведомому морю. И неизвестно, что доставляет больше наслаждения - открывать для  себя  новые  берега или  находить новые  пути  в  познании вещей  давно известных, пути древние и практически забытые.

"Смотри,  - говорил Охвия Биано, - какими жестокими кажутся белые люди. У них тонкие губы, острые  носы, их лица  в  глубоких морщинах, а глаза  все время  чего-то  ищут.  Чего они ищут? Белые всегда чего-то хотят, они всегда беспокойны и нетерпеливы.  Мы не знаем, чего они хотят.  Мы не понимаем  их. Нам кажется, что они сумасшедшие".

Я спросил его, почему он считает всех белых сумасшедшими? "Они говорят, что думают головой", - ответил вождь. "Ну, разумеется! А чем же ты думаешь?" -  удивился я.

"Наши  мысли рождаются  здесь",  - сказал Охвия, указывая на сердце.

Я  был ошеломлен  услышанным. Первый раз в жизни (так мне казалось) мне нарисовали истинный портрет белого человека; меня было такое  чувство, будто до  этого  я не видел ничего, кроме размалеванных  сентиментальных картинок. Этот индеец отыскал наше самое уязвимое  место,  увидел нечто, такое чего не видим  мы. У  меня возникло ощущение,  будто то,  чего я  не  замечал в себе раньше, нечто лишенное очертаний, поднимается во мне. И из этого тумана один за другим выплывают образы. Сначала  возникли римские легионеры, разрушающие галльские  города,  Цезарь с  его  резкими,  словно  высеченными  из  камня, чертами, Сципион Африканский и,  наконец, Помпеи. Я увидел римского орла над Северным  морем и  на  берегах Белого  Нила. Я  увидел Блаженного Августина, принесшего  на  остриях  римских пик христианское  "credo" бриттам, и  Карла Великого с  его пресловутым крещением язычников. Я видел банды крестоносцев, грабящих и убивающих. Со всей беспощадностью передо мной  обнажилась пустота романтической традиции с  ее поэзией  крестовых походов. Затем перед глазами появились Колумб,  Кортес  и прочие конквистадоры,  огнем, мечом  и  пытками проложившие путь  христианству,  достигшему  даже  этих  отдаленных  пуэбло, мечтательных и  мирных, почитающих солнце  своим отцом. Я  увидел,  наконец, жителей  Новой Зеландии, куда  европейцы  доставили морем  "огненную  воду", скарлатину и сифилис.

Этого   было  достаточно.  Все,   что  у   нас  зовется   колонизацией, миссионерством, распространением цивилизации и пр., имеет и  другой облик  - облик  хищной  птицы,  которая с  жестокостью  и  упорством  находит  добычу подальше  от своего гнезда, что отроду свойственно  пиратам и бандитам.  Все эти  орлы и прочие хищники, которые украшают наши гербы, дают психологически верное представление о нашей истинной природе.

Однако в том, что сказал Охвия Биано, меня поразило и другое. Его слова так точно  передавали особое настроение  нашего   разговора, что  мой рассказ выглядел  бы неполным, если бы я не упомянул об этом. Мы беседовали на крыше самого большого (пятиэтажного) здания, откуда были видны и другие крыши и на них  - фигуры индейцев, закутанных  в шерстяные одеяла и созерцающих солнце, свершающее свой  путь по  небу  каждый день, с  утра до  вечера. Вокруг нас, сгрудившись,  стояли  низкие квадратные дома,  сложенные  из  высушенного на солнце кирпича (адоба), с  характерными лестницами,  которые поднимались  от земли до крыши и от крыши - к крышам соседних строений. Прежде, в  тревожные для индейцев времена, вход в дом обычно располагался на крыше. Перед нами до самого горизонта тянулось предгорье Тао  (примерно 2300 м над уровнем моря), некоторые  вершины  с воронками потухших вулканов достигали  4000  м. Позади нас, за  домами,  текла прозрачная река, на   противоположном  берегу которой виднелось еще  одно  селение пуэбло  с такими же домами из красного кирпича, высота которых  увеличивалась по направлению к центру, что  странным образом напоминало американскую  столицу  с  ее небоскребами  в центре.  Примерно  в получасе езды вверх по реке возвышалась большая  гора, просто Гора, Гора без имени. Говорят, что, когда она затянута облаками, мужчины уходят туда, чтобы совершать таинственные обряды.

Индейцы  пуэбло чрезвычайно скрытны, особенно в том,  что  касается  их религии.  Свои  обряды они совершают в  глубокой  тайне,  которая охраняется настолько строго, что я воздержался от расспросов - это ни к чему не привело бы.  Никогда  раньше  я не сталкивался с подобной  таинственностью.  Религии современных  цивилизованных народов  вполне доступны, их таинства уже  давно перестали быть таковыми. Здесь же сам воздух был преисполнен тайны, - тайны, известной  всем,  но недоступной для  белых. Эта странная ситуация напомнила мне  об Элевсинских  мистериях,  об  их  тайнах,  которые всем  известны, но никогда  не  разглашаются.  Я  понял,  чувства  какого-нибудь  Павсания  или Геродота,  когда писал:  "Мне не  позволено называть имя этого  бога".  Здесь царили  не  мистификация,  а  мистерия,  и  нарушение  тайны  несло  в  себе опасность,  одинаковую  для всех и каждого. Хранение же ее  наделяет индейца пуэбло  некой  гордостью  и  силой,  позволяющей  противостоять  агрессивной экспансии белых.  Эта  тайна  рождает  у  него  чувство  своего  единства  с племенем. Я убежден, что  пуэбло как особая общность  сохранятся до тех пор, пока будут храниться их тайны.

Поразительно, насколько меняется индеец, когда заходит  речь о религии. Обычно  он полностью владеет  собой и ведет  себя с достоинством,  что порой граничит с равнодушием. Но  когда он заговаривает о вещах, имеющих отношение к  его священным тайнам,  он  становится необыкновенно эмоциональным,  не  в силах  скрывать  свои чувства.  И  это  в  какой-то  степени  позволяло  мне удовлетворить свое любопытство. Выше я уже говорил, что от прямых расспросов мне пришлось  отказаться.  Поэтому,  желая  узнать  что-то  существенное,  я старался   делать   это  крайне  осторожно;  наблюдая  за   выражением  лица собеседника.  Если я  касался  чего-то важного,  он замолкал  или же отвечал уклончиво,  но  на  лице его  появлялись  следы  глубокого  волнения,  глаза наполнялись слезами.  Религия  для  индейцев -  отнюдь  не  теория (можно ли создать теорию,  способную  вызвать  слезы),  это  то, что  имеет  прямое  и непосредственное отношение к действительности и  значит столько же,  если не больше.

Когда мы сидели на крыше с Охвией Биано, а слепящее  солнце поднималось все выше и выше, он вдруг сказал, указывая на него: "Тот,  кто движется там, в небе, не наш  ли  это  Отец?  Разве  можно думать  иначе? Разве может быть другой Бог? Без солнца ничто не может  существовать!" Все сильнее  волнуясь, он с трудом подбирал слова, и наконец воскликнул: "Что человек делал бы один в горах? Без солнца он не смог бы даже соорудить себе очаг!"

Я спросил,  не допускает ли  он, что  солнце может быть огненным шаром, форму которого  определил невидимый  Бог.  Мой  вопрос не вызвал  у него  ни удивления, ни негодования.  Вопрос показался ему настолько  нелепым,  что он даже не счел его глупым - а просто не обратил  на  него внимания. Я испытал, будто  оказался перед  неприступной  стеной.  Единственное, что я услышал  в ответ: "Солнце - Бог! Это видно любому".

Хотя никто не станет отрицать огромного  значения солнца, но то чувство и то волнение, с  которым говорили о нем эти  спокойные, скрытные люди, было для меня внове и глубоко меня трогало.

В  другой раз,  когда я стоял у реки и  смотрел  на гору, возвышавшуюся почти  на 2000 м,  мне пришла в  голову мысль, что  это  и есть крыша  всего американского  континента  и  что  люди, живущие  здесь,  подобны  индейцам, которые,  завернувшись  в  одеяла,  стоят на  самых  высоких  крышах Пуэбло, молчаливые и погруженные в созерцание  -  лицом к солнцу. Внезапно глубокий, дрожащий от тайного волнения голос произнес слева от меня: "Тебе не кажется, что вся жизнь идет от Горы?" Это старый  индеец в мокасинах неслышно подошел ко мне и задал  свой - не знаю, как  далеко идущий - вопрос. Взгляд на реку, струящуюся с горы,  объяснил мне, что его подтокнуло. По-видимому, вся жизнь идет от Горы потому, что там - вода, а где вода, там жизнь. Нет ничего более очевидного.  В  его  вопросе  слышалось  глубокое  волнение,  и  я  вспомнил разговоры  о  таинственных  ритуалах,  совершаемых  на Горе.  "Каждый  может видеть, что ты сказал правду", - ответил я ему.

К сожалению, наша  беседа  вскоре прервалась,  так  что мне не  удалось составить более глубокое понятие относительно символизма воды и горы.

Я обратил внимание, что индейцы пуэбло, с такой неохотой рассказывавшие о вещах религиозных, с большой готовностью  и  воодушевлением обсуждали свои отношения с  американцами.  "Почему  американцы не  оставят нас  в покое?  - вопрошал Горное Озеро. - Почему  они хотят запретить наши танцы?  Почему они не  позволяют нашим юношам  уходить из  школы,  когда мы  хотим отвести их в Киву. [Место, где  совершаются ритуалы.]  Мы  ведь  не  делаем  ничего,  что приносило  бы  вред  американцам!"  После  долгого  молчания  он  продолжил: "Американцы хотят запретить нашу религию. Почему они не могут оставить нас в покое? То, что мы делаем, мы делаем не только для себя, но и для американцев тоже. Да, мы делаем это для всех. Это нужно всем".

По его волнению я понял,  что вождь имеет в виду что-то очень важное  в своей религии. "Выходит, то, что выделаете, приносит пользу всем?" - спросил я. "Конечно! Если бы мы не делали этого, что бы сталось тогда?" - ответил он с необыкновенным воодушевлением и многозначительно указал на солнце.

Я ощутил,  что мы приблизились к деликатной сфере, которая  затрагивает священные тайны  племени. "Ведь мы - народ, - сказал он,  - который живет на крыше мира, мы - дети солнца,  и, совершая  свои обряды, мы  помогаем нашему Отцу шествовать по небу. Если мы перестанем  это делать, то через десять лет солнце не будет всходить и наступит вечная ночь".

Теперь  я  знал, откуда берется достоинство и невозмутимое  спокойствие этого человека. Он - сын солнца, и его жизнь полна космологического смысла - он помогает своему  Отцу, творцу и хранителю жизни на  земле, - он  помогает ему   совершать   это  ежедневное   восхождение.   Если   в   свете   такого самоопределения  мы попытаемся  объяснить назначение собственной  жизни, то, как   подсказывает   здравый   смысл,  его   убожество   поразит   нас.   Мы покровительственно  улыбаемся  первобытной наивности индейца,  кичимся своей мудростью.  Почему? Да потому, что  нас  гложет обыкновенная зависть. Ведь в противном случае на свет  божий  выйдут наша духовная  нищета и никчемность. Знания  не делают  нас богаче,  но  все  дальше  уводят  от  мифологического миропонимания, которое свойственно было нам когда-то по праву рождения.

Если  мы на минуту  отрешимся  от  нашего  европейского  рационализма и окажемся  вдруг  на  этих  вершинах  с их кристальным воздухом, где по  одну сторону  -  полоса  материковых прерий,  по  другую - Тихий  океан, если  мы пожертвуем  своими сознательными представлениями о мире ради этой бескрайней линии горизонта, за которой  скрыто, то, чего мы  не знаем, что неподвластно сознанию,  -  только  тогда мы увидим  мир таким, каким  его  видят  индейцы пуэбло.  "Вся  жизнь  приходит  с  гор",  -  и  в этом  они  могут убедиться непосредственно.  Точно также они убеждены, что живут на крыше безграничного мира, ближе всех к Богу. Бог слышит их лучше других, их поклонение их обряды достигают далекого солнца раньше,  чем другие. Священная Гора,  явление Яхве на горе Синай, вдохновение, испытанное Ницше на  Энгадене, - все это явления одного порядка. Мысль о том, что исполнение обряда может  магическим образом воздействовать на солнце, мы  считаем абсурдной, но, если  вдуматься, она не столь  уж безумна, более того,  она нам  гораздо ближе, чем мы предполагаем. Наша христианская  религия,  как  и  всякая  другая,  проникнута  идеей, что особого рода действия или поступки - ритуал, молитва или богоугодные дела  - могут влиять на Бога. Ритуальные действия всегда являют  собой некий ответ, обратную реакцию, и  предполагают  не только  прямое "воздействие",  но зачастую  преследуют и магическую  цель. Но чувство, что ты  сам в состоянии ответить на проявление Божественного  могущества, что ты,  сам, способен сделать  для  Бога  что-то важное,  преисполняет человека гордостью, дает ему возможность ощутить  себя своего  рода   метафизическим   фактором.  "Бог  и   мы"  -  даже  если  это бессознательный   sousetendu   (намек.   -   фр.)  это   все   же   ощущение равноправности, позволяющее человеку вести себя с завидным  достоинством,  и такой человек в полном смысле слова находится на своем месте.


Язык аймара: для людей или машин?
Язык индейцев создан... компьютером
Виракочи
Боливия. Обзорная статья
Язык аймара и предсказание будущего
Легенды аймара. Утурунку.
Пачамама: Святая Мать-Земля
КОЙЯ РАЙМИ - праздник избранных или фестиваль ньюстас.
Месяц Пачамамы. Паломничество в Кумбре.
Легенды аймара. Остров Луны.
Легенды аймара. Сказание о картошке.
Пачакути - Изменение Земли
Виньяи Пача, праздник воссоединения с предками.
Язык аймара и измененное состояние сознания.
Виньяи Пача, рассказы бабушки аймара
Легенды аймара. Священный лист.
Легенды аймара. Мифы и пророчества о Новом Времени
Уари, викунья - учитель жизни
Язык аймара: как структура языка отражает способ восприятия мира
Аласитас или как приблизить исполнение желаний
Легенды аймара: Экеко - бог изобилия и счастья
Легенды аймара: Легенда о цветке кактуса
Музыкальный инструмент Сику и мировоззрение аймара
Зеркало аймара
Легенды аймара. Происхождение кинуа
Традиционная еда аймара
Amuki - ритуал Тишины
Костюм аймара: шляпки
Шаманы аймара. Структура церемонии на примере встречи Нового года.
Легенды аймара: О сотворении мира
Взгляд души




Молитва "Радуйся, Мария" на аймара
Лудовико Бертонио
Укамау. Первый фильм на языке аймара
Карнавал в Оруро, Боливия
Остров Парити на озере Титикака, церемониальный центр древних цивилизаций?
Переплетение культур. Христианство и древние боги индейцев
Аймара - армяне Южной Америки?
Жить Хорошо или Хорошая Жизнь - философия предков
12 октября, День сопротивления коренных народов
Мировоззрение американских индейцев глазами К.Г. Юнга
Випала (Whipala): тысячелетний символ Анд.
Эрнан Пас (Hernan Paz): Фотопроект Кайя Пача (Kay Pacha)
Человек и Кондор
К Земле обращаюсь...
Борьба между Добром и Злом - смысл главного танца карнавала в Оруро
Боливия поворачивает время
Боливия: В Эль-Альто создан маршрут современной архитектуры индейцев аймара
Капоралес – современный и древний танец коренных жителей Латинской Америки
Чолита, на подиум!
Эво Моралес выиграл президентские выборы в Боливии
Восстание Тупак Амару II
Секрет долголетия 123-летнего Кармело Флорес Лаура
Индейцы аймара не заметили испанцев
Воскрешение Пепино - начало Карнавала в Ла-Пасе
Эво Моралес прошел обряд благословения аймара перед инаугурацией
Красочный маршрут знаменитого Карнавала в Оруро - 2015
Музыкальные инструменты аймара
Чакана - сакральная геометрия.
Гандбол — не валидол
27 мая. День языков коренных народов
Имена детей аймара
Когда приходит грусть, заплетай волосы в косы…
10 заповедей американских индейцев
Утренняя песнь
Молитва индейцев племени Tiwa
Самые эмоциональные люди живут в Боливии
Традиционные куклы Боливии
Чолиты покоряют Испанию
Шахматы аймара или игра “Tiwulampi uywampi”
Традиционные народные танцы в Перу
Идолы на берегах Титикаки
Тайные туннели озера Титикака
Паломничество Койор Рити (Qoyllor Riti)
Главная | Литература | Контакты | Наши банеры | Благодарим! | Аймара в сети

 

 

© WEB-издательство
«Век информации», 2024
    Яндекс цитирования E-mail: antonledov@gmail.com
Тел.: +7 925 514 4339